История Ейска - Лихой восемнадцатый год

 

Записки ейского краеведа. Игорь Малахов. Расправа

Первые месяцы советской власти. Центральная власть бессильна. На местах создаются новые органы управления, в которые просачиваются всякие тёмные людишки. В этой ситуации Ейск на короткое время попал в лапы отпетых уголовников, устроивших в нём кровавую баню.

 

Лозунг «Вся власть Советам!», брошенный на огромные просторы Российской империи, сыграл с большевиками злую шутку. Такой подход к формированию власти подразумевал абсолютную демократию. Мало того, что к руководству на местах пришли левые эсеры и анархисты. Очень часто власть попадала в руки крайне сомнительных личностей. Если в крупных городах этот процесс большевикам ещё удавалось как-то контролировать, то в деревне всё было пущено на самотёк. Крепкому хозяину-середняку недосуг было распинаться на заседаниях - надо крышу перекрывать, за скотиной смотреть, в поле работать. Шли туда по большей части лентяи, которых презрительно называли «голытьба, голодранцы». А ещё на поверхность выплывали всякие тёмные людишки. Последние предпочитали маленькие города, жители которых оказывались заложниками ситуации. Ведь уголовному кличу «Грабь награбленное» противопоставить было нечего: новая власть была крута на расправу. Очень хорошо эту ситуацию описывает Елена Прудникова в своей книге «Творцы террора»: «В небольшом городе сразу же начинали работать избирательные технологии. В то время они были крайне простыми: здоровая глотка, уверенный вид и набор эффектных терминов. Всем этим в максимальной мере обладали две категории населения: революционно настроенная интеллигенция и уголовники, которых после амнистии Керенского шлялось по России немерено. Факты показали, что первая категория легко и скоро превращалась во вторую...» Весной 1918 года в Ейске произошли массовые кровавые расправы. Жертвами оказались десятки ни в чём не повинных людей. В 1919 году комиссия, назначенная главнокомандующим Добровольческой армией, расследовала эти ейские события и пришла к потрясающим выводам. Их описание мы приводим по материалам Отдела пропаганды особого совещания деникинской армии. Подготовлены они Особой комиссией по расследованию злодеяний большевиков на Юге России.

 

Человеку, который дал основные показания следователям белой армии, несказанно повезло. Он оказался единственным, кто смог вырваться из рук мучителей. В разных документах фамилия этого человека указывается по-разному: то господин Рудченко, то господин Руденко. Удобства ради используем первый вариант (возможно, что где-то одну букву просто упустили). Этот человек был арестован 6 апреля в своём доме за тост в честь генерала Корнилова. Донёс кто-то. Когда стоял перед членами ейского Совета, те долго перешёптывались, решали, что делать с арестованным. «Прямо в порт его - раков ловить», - слышалось чьё-то предложение. Но решили всё-таки повременить. А через несколько дней к нему в камеру пришли с предложением освободить за три тысячи рублей. Видимо, такой суммы у Рудченко не было. Тогда его решили предать суду военно-революционного трибунала как опасного контрреволюционера и врага советской власти. Сначала сидел в одиночке. Но тюрьма всё больше заполнялась арестованными. Вскоре в камеру №3, где сидел Рудченко, посадили некоего полковника Шуберта и какого-то купца из местных. В Ейске в то время находилось много военных, возвращавшихся с Кавказского фронта домой. Все они были родом из разных точек России, но волей злой судьбы оказались в этом маленьком городке. Всех их тащили в тюрьму. 30 апреля началось наступление казаков полковника Подгорного на Ейск. В случае опасности охране тюрьмы было приказано расстрелять всех политических и выпустить всех уголовных (!). В ночь на 1 мая послышались частые выстрелы. Бои шли в самом городе. В тюрьме начались лихорадочные расстрелы, но охрана не успела закончить своё дело и разбежалась. Нервы не выдержали. Так погибли семьдесят офицеров и другие заключённые. К утру охрана вновь оказалась на своих постах.

 

4 мая начались расправы. В тюрьму, которая была набита арестованными после неудавшегося нападения на город казаками, приехала Чрезвычайная комиссия в составе сорока человек. Началось следствие. Всё происходило очень быстро. Каждому арестанту задавали по два-три вопроса, затем председатель предлагал пустить допрашиваемого в расход. Все члены комиссии дружно голосовали «за». Той же ночью на берег моря вывели и расстреляли всех заключённых из камеры №2. Их имена по большей части сохранились: штабс-капитан Пархоменко, поручик Голушко из Верхнеднепровска, прапорщик Вдоз из Очакова, прапорщик Новиков из Феодосии, поручик Воронков из Мариуполя, отец Евгений Главацкий - священник 220 пехотного полка, вольноопределяющийся Рошальский, некий Абрам Ремпель из Бердянска, гусарский офицер Письменный из Юзовки, двое неизвестных чиновников. 6 мая комиссар Мицкевич приехал в тюрьму в сапогах расстрелянного им офицера Пархоменко. А через несколько дней из тюрьмы выволокли, не дав даже одеться, прапорщика Ченчиковского из станицы Камышеватской. Расстреляли неподалёку, бросили в выгребную яму.

 

Сам Рудченко просидел в тюрьме до 11 июля. В этот день к нему подошёл один из матросов и посоветовал задарить комиссию. Сошлись на тысяче рублей. Через пять минут бедолагу вызвали на комиссию, где подкупленный матрос громко пригрозил перестрелять всех, кто тронет этого арестанта. Рудченко отпустили.

 

На следующее утро Чрезвычайная комиссия покинула город и бывший узник пришёл к своей тюрьме, чтобы узнать судьбу товарищей по несчастью. Оказалось, что всех, кто сидел в камере №3, той же ночью зверски убили. Вначале поставили к стенке прапорщика Назаренко из станицы Привольной, чиновника Кириченко из станицы Должанской, прапорщика Чепелянского и казака Бугоя из станицы Каневской, казака Коновалова из станицы Привольной. В последний момент прапорщик Чепелянский сделал шаг вперёд и крикнул: «Эй вы, каторжане, стреляйте верней!» Вслед за этим раздался залп. Убийцы распалились, ворвались в камеру №3 и жестоко расправились с оставшимися заключёнными. Казака Леднева убили на месте. Комаренко, избивая, затащили в уборную, где и прикончили. В коридоре у выхода из тюрьмы погибли камышеватский казак Бурлака, поручик Ветров, ейский купец Семён Мордеев, земский деятель Анатолий Кличенко.

 

Не зря за секунду до своей смерти офицер Чепелянский назвал своих убийц каторжанами. Личность их была хорошо известна всей округе. Итак, кто же проливал кровь офицеров, ейчан и казаков близлежащих станиц весной 1918 года? По сообщениям Рудченко и других ейчан, в городском отряде красноармейцев состоял некий Хомяков - матрос, отсидевший на каторге двенадцать лет за убийство семьи во Владивостоке. Комиссаром отряда был Фёдор Мицкевич - каторжник, отсидевший восемь лет за фальшивомонетничество. Комиссар ейской контрразведки Колосов - безносый каторжник, осуждённый некогда к восьми годам за убийство девушки. Член ейского Совета Колесников был известным в городе вором, Воронин сидел в городской тюрьме за поножовщину, Готаров оказался сыном известного местного вора. Помощник комиссара флотилии Васильев также был бывшим каторжником. Мало того: шесть членов Чрезвычайной комиссии отбывали десятилетнюю каторгу как члены шайки «Степных дьяволов».

 

В начале двадцатого века Кубань прославилась жестокими бандами. В это время сюда со всей России приезжали люди на заработки. Уезжали с деньгами. Потому и сбивались лихие люди в группы, нападая на трудяг, отнимая добытые солёным потом денежки. Известна была своей жестокостью банда «душителей» - эти убивали людей в поездах. Свирепствовали «факельщики», пытавшие свои жертвы огнём. На фоне всех этих мерзавцев шайка «степных дьяволов» выделялась особой жестокостью. В течение пяти лет «дьяволы» нападали на хутора, вырезали целые семьи, выжигали у людей пятки свечами, выпытывая, где спрятаны деньги. Слава об их «подвигах» ещё долго оставалась в памяти людей. Было много подражателей. В двадцатые и тридцатые годы на Дону, Кубани, в Ставрополье не раз возникали банды, называвшие себя «степными дьяволами». Правда, до объекта подражания им было очень далеко. В руки вот таких страшных людей и попал Ейск весной 1918 года.

 

Увы, убийцы, совершившие кровавую тризну в Ейске, скорее всего, ещё долго творили чёрные дела. Ситуация позволяла. Их след всплывает в мемуарах адвоката Полибина, работавшего в начале двадцатых годов на Кубани: «Мне хочется вспомнить одного из «государственных деятелей». Это был председатель станичного Совета станицы Славянской, представлявший в своём лице высшую государственную власть в селе. В той же станице в должности следователя по уголовным делам работал один их дореволюционных судебных следователей Донской области. По какому-то делу ему нужно было допросить в качестве свидетеля председателя местного Совета Майского. Он послал ему повестку, и на следующий день к следователю пришёл одетый в высокие сапоги, синие «галихве» с красными донскими лампасами, в залихватской смушковой шапке с красным верхом и в пиджаке Майский... Следователь сразу же узнал вошедшего. Это был один из главарей шайки «степных дьяволов», которого он допрашивал в своё время. Тот его тоже узнал, но вида они не подали. Правда, следователь на следующий день «заболел» и перевёлся в другое место».